А на своем не говорят.

Все на чужих стараются.

И волосы красят, и имена меняют, а их все равно распознают.

Некоторые ездят все время, переезжают, а не богатеют, потому что богатство — это земля, а она требует оседлости.

А вообще богатые евреи есть.

Но их немного.

Меньше, чем думают.

А все равно думают.

От бедности.

А раз все равно думают, значит, им надо.

Вот из них многие и делают вид...

Есть евреи государственные.

Но тут у них не получается, потому что под подозрением всегда, как бы не у себя дома, хотя не у себя дома хочет жить каждый, кому плохо. Но этот каждый себе прощает, а другому — нет.

Есть евреи лабораторные.

Тогда о них думают хорошо.

Особенно если они бомбу делают, чтобы все жили одинаково или одинаково не жили вообще.

Лабораторных евреев любят, ордена дают, премии и названия улиц в маленьких городках.

Лабораторный еврей с жуткой фамилией Нудельман благодаря стрельбе пушкой через пропеллер бюст в Одессе имеет и где-то улицу.

Талант им прощают.

Им не прощают, если они широко живут на глазах у всех.

Есть евреи-больные, есть евреи-врачи.

Те и другие себя ведут хорошо.

Евреи-врачи себя неплохо зарекомендовали.

Хотя большей частью практикуют в неопасных областях — урологии, стоматологии.

Там, где выживут и без них.

То есть там, где у человека не один орган, а два, три, тридцать три или страдания в области красоты.

Где евреям тяжело — в парламентах.

Им начинает казаться, и они сатанеют: мол, не ради себя.

Но остальные-то ради себя.

А кто ради всех — и выглядит глупо, и борется со всеми, и опять высовывается на недопустимое расстояние — один.

В стране, которую, кроме него, никто своей родиной не считает, он, видите ли, считает.

Он желает, чтобы в ней всем было хорошо.

Вокруг него территория пустеет.

Он ярко и сочно себя обозначил и давно уже бежит один, а настоящая жизнь разместилась совсем в другом месте…

И тут важно успокоиться и сравнить будущее свое и не свое.

И дать судьбе развиться.

Принять место, что народ тебе выделил и где он с тобой примирился.

Если ты еврей афишный, концертный, пасхальный и праздничный — держись этого.

Произноси все фамилии, кроме своей.

А тот, кто хочет видеть свою фамилию в сводке новостей, произнесенной Познером, должен видеть расстояние между Познером и новостями.

Самое печальное для еврея — когда он борется не за себя.

Он тогда не может объяснить за кого, чтобы поверили.

И начинает понимать это в глубокой старости.

А еще есть евреи-дети.

Очень милые.

Есть евреи марокканские, совсем восточные, с пением протяжным на одной струне.

Разнообразие евреев напоминает разнообразие всех народов и так путает карты, что непонятно, кто от кого и, главное, зачем произошел.

Немецкие евреи — педантичные.

Русские евреи — пьяницы и дебоширы.

Английские евреи — джентльмены с юмором.

Да! Еще есть Одесса, одна из родин евреев.

И есть одесские евреи, в любом мусоре сверкающие юмором и весельем.

Очень большая просьба ко всем: не замечать их.

Не устраивать им популярность.

Просто пользоваться их плодами, но не проклинать их корни.
12-04-2007 Oгонек